Star Trek: Mirror Universe |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Trek: Mirror Universe » Terra » OZONE
Ночной бар, располагающийся в одном из самых неблагополучных районов города.
Здесь можно найти всё, что душа пожелает: запрещенный инопланетный алкоголь, редкие синтетические наркотики, любовь на одну ночь и даже хороший мордобой.
Заведение пользуется большой популярностью в радикальных кругах - здесь под покровом ночи заключаются договоры и проворачиваются серьезные сделки.
УЧАСТНИКИ:
Mirna Gotovac, Leonard McCoy
ВРЕМЯ:
0120
СЮЖЕТ:
Мирна Готовац пытается встретиться с необходимым человеком, чтобы тот помог ей подделать документы и сбежать с планеты из-под надзора Федерации, однако намеченные планы по спасению были окончательно сорваны, и судьба предоставила женщине встречу с совершенно другим человеком.
На экране старенького потрепанного падда высветилось всего одно слово.
«Нет».
Что ж, она понимала, что везение не может быть вечным.
Клуб, затерявшийся среди серых безликих зданий, можно было найти лишь по одной скромной неоновой вывеске. Тяжелая металлическая дверь поддалась не с первого раза, лениво скрипнула, впуская в себя с неохотой. Охранник – внушительного вида бугай – едва ли мазнул взглядом по тонкой фигурке женщины, будто она и не существовала вовсе, но Мирна прекрасно знала, что ее запомнили. Сам зал был спроектирован незамысловато, состоял из зонированных площадок-прямоугольников, в одном из которых был открытый танцпол, правее – бар с призывно сверкающими бутылями всевозможных расцветок и форм, а в глубине, куда слабо доставал свет тусклых ламп и едкого неона, располагались простые круглые столики. Готовац прошла к самому дальнему, где мрак иногда разрывался редкими вспышками осветительной аппаратуры. Стальная поверхность стола была залита чем-то липким, кажется, предыдущие посетители расплескали в неудержимом веселье не один стакан с коктейлем. Мирне, впрочем, было наплевать на чистоту, она была здесь не за тем, чтобы оценивать сервис. Подоспевшей через минуту официантке она ткнула в меню на первое найденное дешевое пойло, и та лишь кивнула, не проронив и слова.
Готовац была в подобного рода заведениях всего три или четыре раза и каждый раз удивлялась, как атмосфера подобных злачных мест буквально впитывалась в тело с каждым вдохом. Легкие наполнялись дымкой дешевых сигарет, опиатов и запахом разлитого алкоголя, сердце подстраивалось под ритм музыки. Казалось, все это помещение было одним живым организмом, сплетением из потных извивающихся тел, пульсирующим в единый такт.
Еще через пару минут на столе перед женщиной появился стакан с нежно-голубым содержимым, и она ради интереса сделала один глоток. Ментоловая горечь прокатилась колючей волной по языку и горлу, заставляя закашляться. Нет, это пойло к употреблению ей совершенно запрещено.
Мирна по привычке легким движением вытянула из сумки зеркальце и попыталась разглядеть лицо, но в отражении ее не ждало ничего приятного. Поврежденную при взрыве лаборатории скулу дешевый регенератор тканей привел в более-менее опрятный вид, но красота и уродливая складка у уха никуда не делась, грозя так и остаться уродливым шрамом. Вульгарно подведенные черным глаза, припухшие искусанные губы… черт возьми, даже дешевые уличные шлюхи выглядели лучше после самых тяжелых клиентов. Готовац со смешком сложила зеркало и еще раз проверила падд. Ничего. Ни одного сообщения.
Туго скрученная пружина волнения могла сорваться в любой момент.
Мирна заставила себя перестать тереть гладкую поверхность «серой» карты, которую она смогла достать через одного из своих должников. У нее не было друзей, хороших приятелей и знакомых, но зато у нее было несколько людей, к которым она могла прийти посреди ночи и потребовать платы за оказанную ранее услугу. Жаль, что такие либо умерли, либо сами остались выброшенными на обочину общества, и многого они предложить не могли. Но, по крайней мере, оформленная на чужое имя карта с деньгами давала Готовац еще пару дней форы перед тем, как ее найдут, и тогда надежды на спасение уже точно не останется.
2207.
Нужный ей человек должен был появиться в баре уже семь минут назад, но Мирна брала в расчет его темные делишки, непостоянную натуру и отсутствие пунктуальности. От него сейчас зависела ничего не значащая для Федерации жизнь одного из ученых, место которой уже наверняка греет один из славных милых коллег-исследователей. Женщина криво улыбнулась своим мыслям, и эта гримаса вышла на столько отвратительно, что сидящий через стол гуманоид, поймав взгляд поблескивающих безумием глаз, фыркнул и отвернулся, потеряв всякий интерес.
Время текло, мимо сновали миловидные официанточки, стреляли взглядом в сторону одиноко сидящей клиентки, которая так и сидела с полным стаканом синеватого пойла.
На третий час ожидания Мирна выкурила целую пачку сигарет и начала было распаковывать вторую, когда побитый временем падд слабо завибрировал и подсветил экран.
Пачка в непослушных дрожащих пальцах никак не поддавалась, и тонкий картон был буквально изорван в клочья, прежде чем Готовац достала тонкую белю сигарету и закурила. Дым с трудом пробивался в легкие и такими же рывками выходил потускневшей сизой дымкой.
Она в полном дерьме.
И это однозначный конец.
Она прекрасно знала, на что способна Федерация, и как хорошо она ищет людей, особенно на такой маленькой никчемной планете.
Мирна неожиданно для себя рассмеялась, и смех этот не был истеричным или злым. Нет, в нем звучали искренние ноты веселья и легкости, будто кто-то призрачный сейчас рассказал отличную шутку.
О боги, в этот самый момент своей жизни она наконец-то почувствовала себя живой. И то, насколько она хочет жить. У нее оставались лишь сутки, прежде чем ее выследят по биометрике, пробьют нужные контакты, легко найдут ее отсыревший заброшенный дом и оставят на полу груду костей и мяса, бывшей раньше одной из лучших выпускниц Академии и неплохим научником. Ее, скорее всего, даже не похоронят, оставят трущобным крысам.
Отчаяние в груди разрасталось и пульсировало в такт музыке. Ничего не изменится. Этот мир будет точно таким же, как и секунду назад, и ее отсутствия в нем никто не заметит.
Глянец карточки приятно похолодил пальцы и успокоил. У нее еще был этот вечер, это несносное пойло и эта прекрасная атмосфера душевного и физического разложения.
Как же она хотела жить.
Мирна опрокинула стакан целиком и едва слышно застонала от терпкого ментола и градуса напитка. Эта дрянь определенно начинала ей нравиться.
Стоило заказать еще парочку.
Отредактировано Mirna (2016-08-07 22:37:16)
Beastie Boys – Heres A Little Something For Ya
Все же права была старая мудрость, гласящая, что нарушив правило раз, нарушишь и два. Что это происходит само собой. Что ты рискуешь превратиться в того, кого презирал всю жизнь.
Местечко, конечно, то еще.
На долю секунды он даже ловит себя на том, как отчаянно ему хочется пойти домой.
Пойти домой, отключить чертов коммуникатор и забыться пусть недолгим и беспокойным, но все же сном. Он устал.
Черт подери, как же он устал.
Боунс с силой встряхивает головой, прогоняя неуместные мысли и поднимает глаза на тускловатую, мерцающую неоном вывеску.
Дело превыше всего.
* * *
Внутри душно, ярко и очень громко. В воздухе смешиваются запахи табака, опиума и десятков разгоряченных тел на танцполе. Дым плавно поднимается к потолку, сплетаясь замысловатыми узорами. Тяжелый бит врывается в уши, бьет по затылку, отдавая в виски.
В клетках под потолком, в такт музыке извиваются разноцветные шлюхи явно внеземного происхождения.
Ксенофилия - бич времени прошлого века, когда с открытием и подчинением каждой новой планеты всех тянуло на неиспробованную доселе экзотику - будь то соблазнительные орионки, призывно покачивающие бедрами цвета свежескошенной травы или ярко-голубая андорианская водка, бьющая по мозгам во сто крат сильнее давно распробованного и уже примелькавшегося земного абсента...
К двадцать третьему веку все это стало совершенно обыденным - даже самые экзотические вещи быстро приедаются; людям всегда хочется большего.
Он одет в джинсы и темного цвета толстовку с глубоким капюшоном, натянутым практически на глаза, и, если не брать во внимание почти нечеловеческую бледность, выглядит вполне обычно и - смешно сказать - непримечательно в разношерстной толпе посетителей заведения.
Пространство возле крайних столиков застлано красноватой дымкой - на пару метров вокруг них все словно в тумане. Ромуланская дурь с совершенно невыговариваемым названием - один из самых ходовых товаров в этом месте. По слухам, поставляет её сам хозяин заведения.
Надо бы подкинуть Сулу идейку.
Вокруг снуют довольно миловидные официантки-киборги с блестящей металлической кожей, что на ощупь - если посметь прикоснуться - будет словно лед в одном из бесконечных бокалов пятничным вечером. Боунс успевает мазнуть тяжелым, хищным взглядом по формам одной из бегущей с подносом девиц, но почти сразу же теряет к ней всякий интерес.
Спустя добрых пять минут он, пробираясь между уже казалось бы бесконечными разномастными компаниями, находит свободный столик.
Одна из бессчисленных стальных девиц тут же материализуется рядом с ним, участливо склоняясь и, пожалуй, слишком явно демонстрируя отливающую хромированным блеском грудь.
- Виски со льдом.
Боунс подмигивает ей и откидывается на спинку стула, лениво размышляя о том, что вот оно - прямое доказательство открытой еще веке эдак в 21 истины: чрезмерное предложение, как ни странно, приводит к падению спроса на товар, и никак иначе. Вот он, рецепт смысла жизни - скука и присущая именно людской расе ненасытность. Вечный, ничем не утолимый голод - эмоциональный и физический - бич человечества и, вместе с тем, главный двигатель прогресса.
Спустя время, неожиданно резко вынырнув из собственных размышлений, он бросает короткий взгляд на электронный хронометр и хмурится. Его оппонент никогда не опаздывает. На хронометре яркими цифрами отображается сухое 22:47.
И это крайне, совершенно, абсолютно дерьмово.
Сидящие через пару столов кардассианцы начали с явным интересом поглядывать в его сторону. В самом деле, это не то заведение, в котором принято приходить в одиночку, чтобы насладиться атмосферой. Всегда велик шанс нарваться на неприятности.
Или что неприятности нарвутся на тебя.
Его могли узнать.
Танцующая на барной стойке каитианка скалится желтоватыми клыками, глядя прямо на него. Ее глаза кажутся совершенно стеклянными, отливают совершенно ненормальными бликами в ярких вспышках света.
Боунс чувствует, как неприятно медленно капля пота сползает по спине.
Едва не дрогнувшей от напряжения рукой он отставляет стакан чуть в сторону, так и не притронувшись к выпивке, и максимально незаметно, но тем не менее внимательно оглядывает соседние столики, оценивая обстановку.
Если его узнают - это вызовет вопросы.
Секунды щелкают в голове, словно барабан в русской рулетке. Напряжение стискивает виски стальным обручем.
И как бы тщательно он не продумывал возможные варианты, было бы глупо не признать, что в этой ситуации его может спасти только счастливая случайность.
И в этот раз удача его не подводит; она сидит через пару столов от него, мнет в тонких пальцах и без того изорванную пачку сигарет и криво ухмыляется, глядя в одну точку.
Она - тощая короткостриженная женщина, явно побитая жизнью.
Она - его идеальная маскировка.
* * *
Когда ты видел многое и делал многое - это никогда не забывается до конца.
Нигде в раскинувшейся на миллионы световых лет Федерации вы не найдете дознавателя, не мучимого кошмарами - своими личными или же сотворенными собственноручно.
Боунс исключением из правила не был.
И если собственные кошмары, являющиеся к нему ночами он предпочитал держать в себе, запирая, закапывая любое воспоминание как можно глубже, то подробности своей работы он, напротив, запоминал в мельчайших подробностях.
Не ради извращенного садистского удовольствия наблюдать бесконечно продолжающуюся агонию чужих истерзанных тел, но потому, что это лучший щит.
Потому что это именно то, чем он перекрывает свои истинные мысли и воспоминания, именно то, что как ни странно, помогает ему жить дальше.
Он легким движением подхватывает свой бокал и, старательно сохраняя подобие доброжелательности на лице, в несколько неспешных уверенных шагов подходит к ее столу.
- Доброго вечера, мисс, - она, явно занятая своими нелегкими мыслями даже не сразу замечает его присутствие, а заметив, едва заметно вздрагивает - позвольте составить вам компанию.
В тот момент, когда она поднимает на него тяжелый взгляд своих сине-серых с поволокой глаз, Боунс чувствует пробежавшую между лопаток дрожь.
Эта женщина кажется ему чудовищно знакомой.
Он усаживается за столик аккурат напротив нее. Гораздо раньше, чем она успевает согласиться.
И открывает рот быстрее, чем она сможет возразить.
- Выглядите усталой. Плохой день?
В этот раз улыбка выходит устрашающе-искренней.
Звук усилился.
Нет, не так. Звук бушевал, отдавался дрожью в легких, прошивал волнами каждый сантиметр кожи, заставлял слабо вибрировать стол и бокал с коктейлем. Бил по перепонкам с такой силой, что казалось, будто еще немного – и они не выдержат напора. Мирна не слышала ни мелодии, ни слов, шум встал перед ней стеной, ограждающей ее собственное мятущееся сознание от остального мира.
Он оставил ее наедине с собой, и это было ужасной пыткой.
Женщина не замечала заинтересованных взглядов, снующих туда-обратно людей, она сосредоточенно изучала капли воды на гранях стакана, принесенного равнодушной официанткой. Провела кончиком пальца по стеклу, собирая влагу в единую дорожку. Потерла подушечки пальцев друг о друга. Ей были необходимы тактильные ощущения, чтобы окончательно не провалиться в бездну собственных страхов, которая уже доверительно распахнула свои мягкие объятья.
- Ты всегда этого хотела. Тебе понравится.
Мирна заметила чьи-то ладони, спокойно лежащие на поверхности стола, и подняла взгляд. Безупречно белая рубашка, безупречно уложенные волосы, безупречная улыбка, которую она так часто видела в собственном отражении. На нее смотрели ее собственные глаза. В нос ударил терпкий запах дорогих духов.
Всего лишь иллюзия, уродливый шрам, оставшийся после взрыва в лаборатории, стеревшего ударной волной примерно десять лет жизни.
- Доверься мне, - женщина привычным движением поправила локоны на плече и подалась вперед, схватив свое физическое воплощение за руку. Все звуки исчезли, исчез даже назойливый запах разлитого алкоголя. Пустота проникла в сознание мгновенно, словно вакуум в разломанный в космосе звездолет.
Вдохнуть удалось не сразу.
Где-то сбоку шумел анализатор. Воздух был настолько стерилен и чист, что глотку слабо защипало, впрочем, ощущение очень быстро прошло. Перед ней был стол. Ее собственный стол с аккуратными стопками отчетов на бумаге, переполненной пепельницей с тлеющей в ней сигаретой. Дешевой, отвратительной сигаретой.
- Нам никто не поможет, ты ведь это знаешь. Мы одни, всегда были, - забота, патокой льющаяся из собственных уст, заставляла кривиться, - в смерти нет ничего плохого. Может пора закончить все это?
Мирна огляделась. И правда, зачем она здесь? Для чего нужны все ее старания, если все это может быть перечеркнуто одной красивой подписью высокопоставленного ублюдка?
- Закончить, прекратить мучения, - женщина, сидящая напротив, легко подхватила белую капсулу и покрутила в пальцах, улыбнувшись, - ты ведь так устала.
О да. Она так хотела отдохнуть. Почувствовать, как накатывает сон приливными волнами, как все проблемы, неудачи, потери смешиваются песком под ногами и отступают. Она так хотела этого – спокойствия.
Отражение было довольно. Мирна прекрасно помнила тот момент, когда увидела саму себя в первый раз, аккурат спустя месяц после переезда в интернат. Она так желала найти друга, у которого найдет утешение, что мечта, оформившаяся в детском мозгу, переросла в потребность, а затем – в болезнь, которую никто не замечал в тихой, послушной и примерной ученице.
- Хорошая девочка.
Готовац вгляделась в собственное отражение и ужаснулась. Хрупкая оболочка тела осыпалась мелкими осколками, словно тонкий белый фарфор, слишком сильно стиснутый чей-то волевой ладонью. Пустота – вот что было внутри нее. Та самая пустота, которую она так старательно заполняла научной работой, заливала виски, вытравливала сигаретами и успокоительными перед сном. Она всегда с ней боролась, и не собиралась поддаваться слабости сейчас.
К реальности вернула боль. Неизвестный человек, едва ли соображающий, как и куда наступать, завалился на бок, упав плечом на женщину, и это внезапное возвращение реальность из спокойного уголка безумия в ее собственном сознании буквально оглушило. Поврежденные при взрыве ребра взвыли, заставили зашипеть и ухватиться за край стола, чтобы не свалиться на грязный пол. Упитый вусмерть мужик, впрочем, проблеял что-то вроде извинений, не забыв при этом обшарить худощавое тело перед тем, как подняться. Жгучее отвращение окончательно вернуло в реальный мир. Пришлось даже поправить фиксирующие бинты (ну что за пережиток прошлого!) под затертой светлой майкой, когда жертва алкоголя все же отошла на приличное расстояние.
Она оставила все, что имела, во взорвавшейся лаборатории, которую по наивности своей считала своей, но она не собиралась так просто сдаться. Видение испарилось, оставило лишь горечь на языке. Эта сторона ее души всегда будет рядом, всегда будет выжидать момента.
Момента, когда Мирна действительно захочет умереть.
За вторым залпом выпитым стаканом последовал третий, и только тогда женщина смогла избавиться от ощущения нереальности. Алкоголь медленно разнесся по сосудам и ударил в голову. Пришедшее вместе с этим ощущение тепла помогло расслабить мышцы. Ненадолго, впрочем.
- Доброго вечера, мисс, - прозвучало так близко, почти над ухом, и Готовац нервно дернулась, - позвольте составить вам компанию.
Надежда, так удачно выбитая из привычного мироощущения ученой, вновь прорастает отравляющим душу цветком, шипами царапает грудь изнутри. Мирна поднимает взгляд и внимательно осматривает бесцеремонно ворвавшегося в ее затхлый уголок отчаяния мужчину, который даже не дает вставить ей и слова – садится напротив, растягивая тонкие губы в улыбке.
Глаза его практически полностью скрыты капюшоном. Женщина не может прочесть в этом человеке абсолютно ничего, кроме того, что информатором он не является. Совершенно, абсолютно точно.
Это отвратительное чувство, которое обычно спасает безнадежно влюбленных людей и глупцов, Мирна легко вырвала его с корнем, отбросила от себя настолько далеко, насколько могла. Жизнь научила, что надежда – лишь отвлекающий фактор, назойливое ощущение, дающее иллюзию последнего спасительного шанса. Возможности, которая никогда не дается просто так.
- Выглядите усталой. Плохой день?
Вселенная смеется над ней. У Вселенной вообще специфическое чувство юмора. Что ж, Мирна готова посмеяться в ответ.
- Хуже некуда.
Улыбка на лице нечаянного собеседника была настолько приятной и вместе с тем фальшиво-отталкивающей, что Мирна не смогла не улыбнуться. Она знала толк в хороших масках, которые скрывали ее собственную пустоту. Думать о том, что скрывал добродушный оскал мужчины, она не хотела.
- Виски со льдом, - женщина кивнула на рокс в жилистой ладони, - неужели здесь можно найти хорошую выдержку? Хотя не с этим мне говорить о благородных напитках, - мутная синева плавно качнулась в приподнятом стакане, - кажется, ваш вечер тоже не удался, раз вы сидите вместе с первой встречной.
Легкий смешок удался почти беззаботно.
Готовац даже не пыталась рассмотреть лицо незнакомца - в такой темноте даже цвета глаз не приметишь, о чем еще можно говорить. Вместо этого женщина скользила взглядом по ладоням напротив. Сильные, привыкшие к труду неизвестного характера руки, аккуратные ногти, без видимых повреждений узловатые пальцы. Ничего, что могло бы хоть как-то намекнуть на профессию.
Впрочем, а нужны ли ей подробности?
Отредактировано Mirna (2016-08-15 15:17:11)
Twenty One Pilots – Fairly Local
Он буквально физически ощущает, как косые взгляды постепенно перестают царапать спину, стоит ему подсесть за столик к незнакомке.
Расслабляться в любом случае не стоит.
- Виски со льдом, - она улыбается уголком рта и кивает на бокал в его руке, - неужели здесь можно найти хорошую выдержку? Хотя не с этим мне говорить о благородных напитках, - женщина едва заметно усмехается и салютует ему стаканом, - кажется, ваш вечер тоже не удался, раз вы сидите вместе с первой встречной.
Полностью сосредоточившись на этом ощущении, он едва не теряет нить разговора. Не то, чтобы эта ее болтовня была важна или несла в себе хоть какой-то смысл, кроме, пожалуй, отчаянной в своей неловкости попытки заполнить возникшую было паузу, но...
Нельзя, чтобы хоть кто-то понял, что все это не более чем представление.
И уж тем более нельзя позволить ей сорваться с крючка.
- Не то, чтобы я был большим ценителем, - Боунс качает головой и улыбается еще шире, демонстрируя желтоватые зубы, - но вы, я вижу, хорошо подкованы, - не разрывая зрительного контакта, он медленно наклоняется к ней, уже явно нарушая границы чужого личного пространства, - позволите вас угостить?
С его работой, каким бы странным и смешным это ни казалось, постепенно становишься неплохим психологом. В конце концов, на допросе люди рано или поздно становятся искренними - обнажая души почти одновременно - и в равной степени - с прорывающими кожу костями.
Опираясь на свои познания в области человеческой психологии, он предполагает сразу три возможных реакции на свой отчасти вызывающий жест.
Она отпрянет - от испуга или неожиданности;
Она согласится и станет флиртовать с ним;
Она попытается неловко отшутиться - потому что ему удалось ее смутить;
Боунс даже не предполагает другого возможного варианта, потому что в данном конкретном случае другие варианты невозможны. Он смотрит на нее, будучи уверенным, что видит ее насквозь.
И ей удается по-настоящему его удивить.
Она не делает ничего, ничего из представленного им, ничего из того, что он вообще мог бы предположить.
Она подается ему навстречу, не отпуская его взгляда.
Она приподнимает бровь, едва заметно кивая.
Она говорит "валяйте".
Она принимает правила игры. И тут же начинает играть против правил.
* * *
- Ты идиот.
Собеседник прячет усмешку в мягкой шерсти намотанного поверх куртки шарфа и лукаво сверкает радужками биомеханических глаз.
- Я серьезно, Джон, - Боунс фыркает и понижает голос до едва различимого шепота, - ты понимаешь, что будет, если тебя поймают?
Он, запретивший себе сожалеть о чем бы то ни было, заперший все свое прошлое под пудовый ржавый навесной замок, сейчас невыносимо жалеет о том, что когда-то помог чертовому мальчишке.
Взрослые люди приходят в твою жизнь и уходят из нее; дети, частью чьей истории ты умудрился стать, вырастают и становятся охуенной проблемой.
- Тебя нет ни в одной базе Федерации. - он мысленно загибает пальцы, - Ни одного документа, мать твою, ни одного скана отпечатков или ДНК. - шепот становится скрипом несмазанных дверных петель, - у тебя незарегистрированные импланты. Ты не можешь, блядь, не осознавать последствий.
Последняя фраза звучит почти умоляюще. Из его уст - чудовищно жалко, если подумать.
- Еще немного и я решу, что ты обо мне беспокоишься, - его улыбку уже не скрыть чертовым шарфом - она искрится в глазах, медовой патокой просачивается в голос, и просто невыносимо, нечеловечески бесит, - Что было бы ужасно мило, но абсолютно бессмысленно. Меня видишь, по большому счету, только ты. - парень неожиданно замирает, уставившись в одну точку, после чего неожиданно поднимает на Боунса свои светящиеся диодными радужками глаза - Ты вообще уверен, что я не твоя галлюцинация? - и тут же сгибается в приступе беззвучного смеха.
- Просто не хочу терять информатора.
В этих словах много больше честности, чем ему хотелось бы сейчас показать. Чем хотелось бы вообще показывать, на самом деле.
И его оппонент, черт бы его побрал, прекрасно это чувствует.
- Через три дня, в клубе. В это же время. - Боунс щурится, прикидывая в уме возможность оказаться в обозначенном месте в конкретное время, - Я пришлю человека.
Он кивает, явно удовлетворенный услышанным и разворачивается, уже намереваясь уйти.
- Не стоит благодарности.
Слова ударяются где-то между лопаток, разбиваясь вдребезги.
Боунс не оборачивается.
* * *
В какой-то момент объективная действительность начинает расплываться. Острая, геометрически точная реальность переворачивается.
А затем снова. И снова.
Официантка приносит заказанную пятью-пятнадцатью минутами ранее местную вариацию Old fashion с их-лучшим-виски-хер-пойми-скольки-летней-выдержки и, в очередной раз сверкнув хромированными сиськами аккурат рядом с ним, удаляется.
Улыбка на стальном лице кажется трещиной в металле, уродливым гротескным отражением нынешнего "века больших возможностей", "времени великих достижений".
- Так как, вы сказали, вас зовут? - картинка перед глазами немного плывет.
Он улыбается ей почти ласково.
- Я не говорила. - тонкие губы растягиваются в усмешке, бледные пальцы обвивают бокал, заставляя на несколько секунд выпасть из реальности, притягивая взгляд сильнее любого магнита.
Воздух вокруг сгущается, поглощая одновременно свет и звук, заставляя легкие через раз сжиматься всухую. Музыка доносится будто сквозь толщу воды и неприятно, рваными толчками бьется о перепонки. По спине, вдоль торчащего острыми позвонками дважды ломаного хребта, одна за одной стекают крупные прохладные капли.
- Разве? - он облизывает пересохшие губы и склоняет голову набок, щурясь еще сильнее, в первую очередь - чтобы собрать двоящуюся картинку воедино, и только во вторую - для и так понятной цели.
Она постукивает ногтями по столешнице - и бьющаяся внутри нее нервозность резонирует от гладкой поверхности, рикошетом ударяя по его собственным нервам.
Сидя за липкой, когда-то глянцевой столешницей в занюханном клубе Старого Города, он чувствует, что начинает тонуть.
И накрывает ее пальцы своими прежде, чем волна накроет его с головой.
Baauer - Snap (Noah Breakfast Edit)
Каменная крошка сыпется к ее ногам.
Каменная крошка стен, которые этот незнакомый мужчина рушит с завидной легкостью, не оглядываясь на жалкие обломки.
Он не похож на ловеласа или того, кто ищет себе шлюшку на ночь, нет, отнюдь – его поведение отстраненно холодное, настолько прилизанно-милое, что аж скулы сводит от идеально отточенной легкой улыбки.
О, с этим Мирна сталкивалась настолько часто, что целый день мог состоять из вот таких вот отстраненных лиц, которые прячут потребность в чем-либо за показной вежливостью. Вежливость как искренняя черта так и вовсе изжила себя в этом неостанавливающемся жестяном конвейере человеческой алчности, похоти и власти. Еще один рычаг управления, не более.
Удар.
Она видит его глаза.
Удар.
Он плавно накреняется вперед, и от него веет силой и скрытой опасностью. Ну и вежливостью, конечно.
- Позволите вас угостить?
В иной ситуации она бы спасовала. Отмахнулась бы от назойливого предложения рукой и попросила бы освободить место за ее столом, чтобы избавиться от навязанной компании. Но что мешает ей сейчас? Стеснительность? Страх? Осторожность?
Да какая, к черту, разница?
Интерес, утраченный за вечер, шевельнулся в груди. Дилер, любовник на ночь, скучающий одиночка? Слишком много вопросов. Они все не нужны. Никакой из них не важен.
Валяйте.
Очередная стена, которыми Мирна так легко ограждала себя, развалилась.
Незнакомец заполнял собой, кажется, все пространство. Среди всей какофонии запахов, витавшей вокруг и заставляющей брезгливо морщить нос, она чувствовала его собственный, и это становилось проблемой, пока неочевидной, но уже слабо звеневшей в мозгу. Готовац не отводила взгляда от глаз напротив, которые казались в сумраке двумя темными провалами, и лишь иногда в них проскальзывал влажный блеск, когда мужчина поворачивал голову в сторону, навстречу режущим плотный воздух лучам светильников.
- Часто в этом клубе? – самый банальный вопрос, который неуклюже сорвался с губ, слабо ударился о стену чужого равнодушия.
Нет, не часто.
Трехдневная щетина делала и так неприветливое выражение лица еще более жестким.
Это все бессмысленно. Не хватает воздуха.
Мирна не собиралась развлекать никого разговорами, и этот самый мужчина, сидящий напротив, не был исключением из правил. Принесенный коктейль не сгладил неловкости, напротив, сгустил атмосферу терпким запахом виски и более ярким – цитрусовым.
- Так как, вы сказали, вас зовут?
Что вообще значило ее имя в стенах этого клоповника, оно выветрится из ума мужчины быстрее, чем алкоголь, принесенный со всей своей железной заботливостью официанткой, шарниры которой заметно скрипели даже среди бушевавшей музыки.
- Не говорила, - эта игра становилась все интереснее с каждой минутой. И Мирна снова заставила губы растянуться в улыбке. И с каждой минутой это становилось все тяжелее.
Женщина коснулась стакана с забытым коктейлем, чтобы хоть как-то ухватиться за дымчатое ощущение реальности, которое предательски покидало ее.
- Разве?
Во всем виноват алкоголь, горький запах сигарет и дури, музыка, молотком выбивающая целые бреши в ее самообладании, а в особенности - этот неизвестный. Мирна готова была винить все, что угодно, лишь бы не сознаваться в собственной слабости.
Пальцы отбили ровную дробь, за ней – еще одну, отчаянно хотелось потереть шею и запустить ладонь в волосы на плече, впрочем, даже такой возможности Готовац была лишена, и теперь вместо привычной тяжести чувствовала кожей каждое легкое движение воздуха.
Взгляд мужчины переметнулся ниже, и все старания, все титанические усилия удержаться в этом хаосе эмоций были разрушены одним единственным прикосновением.
Удар.
Слишком глубоко. Еще немного, и достанет до самой сердцевины.
Мотор в груди сбился с ритма, и пришлось сделать над собой великое усилие, чтобы вдохнуть так же, как и секунду назад. Чтобы вообще протолкнуть в себя воздух.
Мирна чувствовала чужое тепло на своей ладони. Спина взмокла почти мгновенно.
Месяц назад подобная наглость могла бы быть жестоко наказана. Но за эти тридцать дней, за семьсот тридцать часов, за бессчетное количество секунд что-то изменилось в душе бывшей ученой, и она, вместо того, чтобы отдернуть руку, провела большим пальцем по чужой коже, внимательно запоминая изгибы. Огрубевшая и немного влажная ближе к выпирающим костяшкам. Живая плоть, не вымысел, не иллюзия, нажми сильнее – почувствуешь ток крови и твердую кость.
Остановись. Не смотри так. Перестань, черт тебя дери, смотреть так, словно знаешь обо мне все!
Вспышка ярости, причина которой была не до конца ясна даже самой Мирне, отрезвила лучше холодного душа. В этом мире не должно быть такого, в ее собственном мире не было места для таких вот прикосновений, за них обычно приходится дорого платить.
- Называйте меня, как хотите. Анна, Мария, Джоанна, Аврора. Могу предложить еще несколько на выбор, - женщина осторожно высвободила ладонь и без видимого напряжения отпила из стакана. Лед звякнул о стекло, и на языке осталась вполне ожидаемая горечь, смягченная пряным отголоском биттера. Виски был неплох, уж лучше, чем та мятная дрянь. А вот градус ударил действительно быстро, быстрее, чем можно было ожидать.
- Тем более, что вы вряд ли назовете свое собственное имя, - яркая вспышка света от смены трека заставила прикрыть глаза на мгновение, - Джон Доу. Как на это смотрите?
Оставалось лишь глухо усмехаться. Она потеряла бдительность, она позволила своей собственной слабости проникнуть дальше, чем следовало, и позволила зайти этому человеку, который сейчас сидел и кривовато улыбался, за все возможные рамки. Душить, душить подобный интерес со всей возможной жестокостью!
Пришлось отвлечься буквально на секунду, отвести взгляд к барной стойке, чтобы рассмотреть разношерстных людей, которые, каждый по-своему проводили вечер. Это совершенно точно не те, кто ей нужен. Да и нужен ли теперь?
Совершенно неэлегантно допив крепкий напиток одним махом и чувствуя холод нерастаявших льдинок на губах, Мирна собралась поставить жирную точку в общении со странным незнакомцем. Вдохнула побольше воздуха. Посмотрела в черные провалы глаз напротив. Запнулась. И вместо всех твердо начертанных планов резко поставила стакан обратно на стол, сощурившись.
- Угостите еще одним?
Отредактировано Mirna (2016-08-19 19:39:31)
Oxxxymiron – Там где нас нет (минус)
Щелчок.
Звук взведенного на доисторическом револьвере курка раздается ржавым металлом внутри черепной коробки, постепенно расходясь болезненным эхом, пульсирует внутри.
Он обводит ее взглядом - на этот раз гораздо более внимательным - прослеживает каждую линию, каждую черту довольно интересного, в общем-то, лица. Скользит взглядом по грубому шраму, едва заметно улыбаясь.
Она прекрасна.
В его собственном, извращенном восприятии красоты, эта женщина, с ее тонкими пальцами и глубокими глазами, с ее мертвенно-бледной кожей и шрамом, рассекающим лицо, была прекрасна. Еще одно доказательство амбивалентности всего его существа - любовь к красоте, граничащей с уродством.
После того, что случилось с Мириам, он ни разу не посмотрел в сторону земных женщин. Даже во время визитов в "Библиотеку" он всегда искал что-то максимально экзотическое, и не важно, были это орионки, андорианки, каитианки, азари, господи прости, хрен знает кто еще, главное, чтобы выбранная на этот вечер шлюха как можно меньше напоминала коренных обитательниц Терры.
Как можно меньше была похожа на его жену.
Он вновь отвлекается и почти незаметное, едва ощутимое движение ее пальцев электрическим разрядом проходит по нервным окончаниям, глухо разбиваясь глубоко за ребрами, на какую-то долю секунды вышибая из легких добрую часть воздуха.
За много лет жизни его планы не раз менялись без его желания, да еще и, зачастую, самым паскудным образом переворачивая весь намеченный путь с ног на голову, но сегодняшний вечер явно бил все рекорды по степени абсурдной сюрреалистичности - пусть даже исключительно в пределах его собственной головы.
Остановленное ее замеревшими прохладными пальцами время бьется, запертое внутри отсвечивающих светодиодными вспышками циферблатов, в пределах этого отдельно взятого, грубо вырезанного из общей картины столика.
И, стоит только этому бесконечно долгому, запертому меж двух делений на циферблате старинных часов мгновению закончиться, как она безжалостно ломает свою линию поведения.
Разбивает ее вдребезги со звуком бьющихся о стекло стакана льдинок.
Она злится. Он видит это по изломившейся, изогнувшейся линии бровей, ожесточившемуся внезапно взгляду. Буквально чувствует это кожей.
Она злится, пытаясь прикрыть свою ярость легкомысленным тоном. Нелепой, вымученной ухмылкой.
- Называйте меня, как хотите. Анна, Мария, Джоанна, Аврора. Могу предложить еще несколько на выбор. - она одергивает руку и отстраняется, отпивая из бокала.
Сам от себя того не ожидая, он цепляется за случайно (случайно ли?) прозвучавшее посреди оглушающего звука очередной композиции и чужих разговоров имя.
- Тем более, что вы вряд ли назовете свое собственное имя, - она на секунду прикрывает глаза, через секунду вновь впиваясь в него острым взглядом, - Джон Доу. Как на это смотрите?
И это тот самый момент, когда кто-то недрогнувшей рукой жмет на курок.
Возможно даже, что он сам.
Подожди-ка, что ты сказала?
Звук выстрела оглушает напрочь, заливая все окружающее пространство белым шумом.
Джон Доу - второе имя человека, с которым он ведет дела вот уже несколько лет. Человека, который должен был прислать кого-то к нему на встречу сегодня, в половину одиннадцатого.
Неужели это и в самом деле его информатор? В таком случае, Джон непозволительно много о нем знает; или слишком хорошо догадывается.
И ведь почти подловил.
Она резким движением опрокидывает в себя содержимое бокала и с громким звоном опускает стакан на исцарапанный металл столешницы.
- Угостите еще одним?
Боунс ухмыляется, уже не стараясь быть ни бесконечно доброжелательным, ни даже особенно вежливым.
- Разумеется.
Официантка подлетает к нему по щелчку пальцев. Выслушивает заказ - тот говорит, не сводя глаз с собеседницы и по-прежнему нехорошо усмехаясь.
* * *
Впервые они встречаются в баре космопорта.
Нет, нет, на самом деле все начинается не с этого; все начинается с вибрирующего в кармане коммуникатора - ожившего в самый неожиданный, и, признаться, совершенно неподходящий момент.
При первом же поверхностном взгляде, в глаза сразу бросаются ярко-рыжая шевелюра и быстрые, резковато-ломаные движения худых, едва заметно подрагивающих рук.
Он сидит за дальним столиком и беседует с явно чем-то недовольным саларианцем. Перед ним - стакан с каким-то местным мутно-синим пойлом. За все время он к нему так и не притронулся, и выступивший на стенках бокала конденсат тонкими струйками стекает на затертую металлическую столешницу, оставляя крошечные лужицы.
Он очень похож на тех тощих юрких лисиц в зоопарке на Овидиусе, куда его в детстве водил дед. И выглядит таким же болезненным, потасканным и усталым.
Но все равно скалится и слишком много говорит.
И замолкает именно в тот момент, когда Боунс садится напротив него.
* * *
Это совсем не то место и сейчас совершенно не то время, чтобы можно было не сомневаться в том, что делаешь и хоть в чем-то да быть уверенным на все сто.
Но ситуация и без того побила все рекорды неправдоподобности, с каждой новой минутой все сильнее уподобляясь клишированным сюжетам детективных романов века эдак позапрошлого, поэтому...
- Леонард. - он протягивает ей раскрытую ладонь в немного наигранном жесте, иронично вскидывая бровь. Салютует ей все тем же нетронутым бокалом и улыбается. Смотрит пристально, практически не шевелясь - как удав гипнотизирует попавшую в его смертельные объятия жертву.
Древние наручные часы гулко тикают откуда-то из соседней галактики.
- Расскажете что-нибудь о себе? - ощущение нереальности происходящего медленно затапливает все вокруг, - Или о том деле, что привело вас сюда?
Тик-так.
Выражение ее лица в этот момент он запомнит на долгие годы вперед.
Тик.
Так.
Imagine Dragons – I'm So Sorry
Что-то неуловимо меняется, потрескивает в воздухе, и впервые за долго время Мирна испытывает настоящее чувство благодарности к этому человеку, сидящему напротив.
- Леонард.
Она благодарна ему за то, что одним только движением, одним своим тоном он выдергивает женщину из зыбучих песков собственных неоформившихся эмоций и с видимым удовольствием окунает с головой в привычное болото, гордо называемое современным обществом. Покалывающее пальцы чувство легкости и нереальности прошло, не оставив даже прохладцы меж лопаток, и Готовац смогла наконец вдохнуть глубже.
Он не соврал. И подал широкую ладонь для рукопожатия, ухмыляясь.
Женщина замялась на долю секунды, но нашла в себе храбрость протянуть руку в ответ, чтобы слабо сжать чужую. Как и ожидалось, она была немного влажной с тыльной стороны, но вполне себе теплой и человеческой. Оставалось лишь проклинать свои не к месту дрожащие от напряжения пальцы.
Ловушка захлопнулась.
- Расскажете что-нибудь о себе? – взгляд темных глаз держит, кажется, лучше сжатой ладони, - Или о том деле, что привело вас сюда?
Никогда, никогда еще Мирна не встречала таких людей, которые одним своим взглядом могли заставить чувствовать себя лежащей на разделочном столе в какой-нибудь скотобойне. А этот смог.
Интересно, очень больно, когда подвешивают на крюках за живую плоть?
Интересно, она рвется под массой тела?
Лед в чужом стакане слабо звякнул при движении. Она его даже не видит.
- Мирна, - собственное имя звучит как-то жалко и смешно, - мое имя Мирна.
***
Вечерняя газета (Что за архаизм! Где он только берет такие?) уже давно отложена. Кофейник едва ли греет пальцы, кофе в нем наверняка на вкус как дерьмо, но женщина все равно наливает себе целую кружку. Подогревать нет никакого желания и смысла, она отопьет едва ли три глотка.
- Ты снова за полночь. Знаешь, иногда мне кажется, что легче класть в кровать твою фотографию.
У него снова это отвратительное чувство обиды и недовольства на лице. Готовац окидывает сидящего за столом мужчину взглядом и начинает раздеваться, не заботясь о том, куда падает белая рубашка и строгая черная юбка. Она остается в одном лишь исподнем, и густое недовольство, разлитое по комнате, медленно выветривается. Она знает, что ему нравится видеть ее такой – почти обнаженной, когда лишь тонкое черное кружево отделяет откровенность от обычной пошлости.
- Не начинай. Я должна закрыть этот проект как можно быстрее. И тогда мы сможем хорошенько отдохнуть.
- Ты говоришь так четвертый… нет, пятый месяц, - мужчина следит за каждым движением бледного тела, пока Мирна собирает себе ужин из каких-то остатков, - и обещаешь, обещаешь, обещаешь. Может, тебе пора выйти замуж за свой научный центр? Так вы всегда будете вместе.
- Тшшш, - оставив свой неначатый ужин, Готовац с улыбкой проходит к мужчине и осторожно присаживается ему на колени, запускает ладонь в темные растрепанные волосы, - ты же знаешь, я люблю тебя. И в этот раз точно, совершенно точно, мы уедем на неделю. Нет, даже на две в то чудесное место, которое ты описывал, - поцелуй за поцелуем расслабляют мышцы лица и шеи партнера.
- Что такого важного ты сейчас делаешь? – сжавшие бедра ладони заставляют выгнуться, - я видел часть на рабочем столе, это не похоже на химические составы.
- Это то, что поможет мне удержаться на плаву. Сам знаешь, как тяжело далось мне это место, - тонкие пальцы аккуратно спускают домашний халат с плеч, - а теперь, ради всего святого, хватит о работе.
***
Этот человек мог оказаться настолько же опасным, насколько полезным. Намного проще оценивать людей в свете лабораторных ламп и с ощущением почти полной защищенности, но Мирна сейчас не имела ни того, ни другого, выбивающая ритм музыка так и вовсе мешала сосредоточиться. Отвратительный липкий страх, расползающийся холодом откуда-то из солнечного сплетения, сбивал все чувства в один комок, заставляя руки дрожать даже сильнее, чем мгновение назад.
Готовац ненавидела прикосновения. Прикосновения не могли врать. Так же и здесь - рукопожатие снова пришлось прервать почти насильно, высвободить собственную ладонь из чужих объятий, чтобы не выдавать больше, чем хотелось бы. Впрочем, ее уже наверняка прочли как раскрытую книгу.
Этот неизвестный мог оказаться кем угодно, и одно неверное слово, один неверный шаг мог стоить жизни. От приятной алкогольной тяжести в голове не осталось и следа.
Подослали? Нет, вряд ли. Но говорит слишком уверенно. Знает свое дело?
- Смотря, что вас интересует, - кривая неестественная улыбка снова исказила лицо ученой, - у меня наверняка найдется парочка таких вещей.
Мирна стояла у края пропасти, которую сама и создала. Но рискнуть стоило, она может умереть очень скоро, и час разницы не играл совершенно никакой роли. С места в карьер – и о любой осторожности можно забыть. Либо тихо отсидеться в углу и уйти, либо использовать тот самый последний шанс, который может обернуться либо удачным спасением, либо оплавленной дырой в груди от фазерного оружия.
- Возможно вы знаете, - поставленный на стол стакан со спиртным позволил перевести взгляд, выпутаться из чужого влияния, как из паутины, - узкий, скажем, круг лиц, которым интересна некоторая информация. Она стоит дорого, но по определенным причинам я предоставлю ее за гроши. О, вижу, знаете.
Улыбка на лице стала хищной и совершенно, омерзительно кривой, делая из некогда приятного лица уродливую маску. Мирна буквально кожей чувствовала проснувшийся в мужчине интерес, видела, как заблестели глаза. Она прекрасно понимала, что необходимы были доказательства, обтекаемые формы ничего не значащих без физического подтверждения слов значили чуть меньше, чем жизнь какого-нибудь отброса общества на этой планете, и под пристальным взглядом достала падд. Дрожащие пальцы запорхали над сенсорной панелью, и через минуту Мирна передвинула скрипнувший о грязную поверхность стола прибор в сторону незнакомца.
На экране не было ничего, кроме комбинации цифр в определенной последовательности и соотношении. Для обывателя эта строчка показалась бы не более интересной, нежели исписанная непотребствами стена какой-нибудь подворотни, но интуиция буквально вопила о том, что мужчина мог знать ценность данной конфигурации. Здесь была всего лишь часть, жалкий клочок для того, чтобы захватить чужое внимание.
- Первичные, вторичные и биометрия.
Доступ к исследовательским архивам вряд ли мог стоить дешево.
Рука под столом огладила холодный ствол фазера во внутреннем кармане сумки.
Еще десять секунд, и она поймет, какую ошибку совершила.
Отредактировано Mirna (2016-08-29 00:10:58)
Вы здесь » Star Trek: Mirror Universe » Terra » OZONE
